Проклятая игра - Страница 88

– Не позволяйте ей! – он подтолкнул старика.

– Но она голодна, – возразил он, словно этот ужас был самым обычным зрелищем в мире. Марти схватил стул, на котором сидел, и ударил им о стену. Это было тяжело, но его мускулы были напряжены до предела и насилие было наилучшим способом расслабиться. Стул сломался.

Собака отвлеклась от еды – пища, которую она поглощала, вываливалась из ее перерезанного горла.

– Довольно, – сказал Марти и, ухватив ножку стула, направился к двери, прежде чем Белла смогла угадать его намерения. Только в последний момент она поняла, что он хочет причинить ей боль и попыталась подняться на ноги. Одна из задних ног, почти обглоданная ею, уже не подчинялась ей и она пошатывалась на трех ногах, скаля зубы, когда Марти опустил на нее свое импровизированное оружие. Сила его удара пробила ей череп. Рычание прекратилось. Туловище попятилось назад, тряся проломленной головой на скрученной шее, хвост в страхе поджался между задними ногами. Два-три неуверенных шага, и все.

Марти ждал, моля Бога, чтобы ему не пришлось бить во второй раз. Теперь он видел, насколько бесформенным было ее тело. Возвышение ее грудной клетки, останки головы, внутренности, висевшие из дыры в туловище, – все это свалилось в одну абстрактную кучу, где одна часть была неотличима от другой. Он закрыл за ней дверь и уронил окровавленное оружие подле себя.

Уайтхед медленно пошел в обратном направлении. Его лицо было таким же серым, как тело Беллы.

– Как он сделал это? – прошептал Марти. – Кактакое вообще возможно?

– Он обладает мощью, – заключил Уайтхед. Это было просто и очевидно. – Он может отнимать жизнь и может дарить ее.

Марти полез в карман за льняным носовым платком, который он купил специально для обеда и бесед. Встряхнув его, он вытер лицо. Платок моментально стал грязным, покрытым частичками гнили. Он чувствовал себя совершенно опустошенным.

– Вы однажды спросили меня, верю ли я в Ад, – сказал он. – Помните?

– Да.

– Вы думаете, что это и есть Мамулян? Что-то... – ему хотелось засмеяться, – что-то из Ада?

– Я рассматривал такую возможность. Но я по своей природе не верю в сверхъестественное. Ад, Рай. Все это просто причиндалы. Мой организм не принимает этого.

– Если не Дьявол, что тогда?

– Разве это так важно?

Марти вытер вспотевшие ладони о штаны. После всего увиденного он чувствовал, что его словно облили с ног до головы грязью, и он не скоро сможет отмыться от этого ужаса, если вообще когда-нибудь сможет. Эта история, услышанная им, – история и собака за дверью – дополняли друг друга. Он сделал ошибку, копнув так глубоко.

– Ты плохо выглядишь, – сказал Уайтхед.

– Я никогда не думал...

– Что? Что мертвецы могут подниматься и ходить? а я-то. Марти принимал тебя за христианина, хоть ты и протестант.

– Я выхожу из игры, – сказал Марти. – Мы оба выходим.

– Оба?

–Кэрис и я. Мы уедем. От него. От вас.

– Бедный Марти. Ты больший тугодум, чем япредполагал. Ты никогда не увидишь ее больше.

– Почему нет?

– Она с ним,черт тебя возьми! Это тебе не ясно? Она ушла с ним! —Такое объяснение ее внезапного исчезновения не приходило Марти в голову. – Естественно, по собственной воле.

– Нет!

– О, да, Марти. Он заявил свои права на нее с самого начала. Он качал ее на руках, как только она родилась. Кто знает, насколько простирается его влияние. Я выиграл ее обратно, конечно, на время. – Он вздохнул. – Я сделал так, что она любила меня.

– Она хотела уйти от вас.

– Никогда. Она моядочь, Штраусс. Она так же управляема, как и я. Все, что было между ней и тобой, – чистейший брак по расчету.

– Ах ты сраный ублюдок!

– Каков есть. Я монстр, Марти, – я допускаю. – Он вскинул руки ладонями вверх, невинный во всем, кроме своей вины.

– Вы говорили, что она любила вас. Но тем не менее она ушла.

– Я сказал тебе – она моя дочь. Она думает так, как я. Она ушла с ним, чтобы научиться использовать свою силу. Я поступил так же, помнишь?

Подобный аргумент, даже из уст такого паразита, как Уайтхед, имел смысл. За ее загадочными разговорами разве не проскальзывало порой некоторое презрение к Марти я старику, презрение, вызванное их невозможностью понять ее? Если бы представилась возможность, разве не отправилась бы она на танец с Дьяволом, если бы чувствовала, что сможет таким образом узнать о себе нечто большее?

– Не связывай себя с ней, – сказал Уайтхед. – Забудь ее – она ушла.

Марти попытался вызвать в памяти ее лицо, но оно терялось и терялось. Внезапно он почувствовал себя жутко уставшим – изможденным до мозга костей.

– Отдохни немного, Марти. Завтра мы можем вместе похоронить шлюху.

– Я не собираюсь влезать во все это.

– Я сказал тебе уже однажды, что, если ты останешься со мной, то я для тебя смогу сделать все. Сейчас это более правда, чем когда-либо. Ты знаешь. Той мертв.

– Когда? Как?

– Я не узнавал детали. Смысл в том, что его больше нет. Теперь есть только ты и я.

– Вы уже достаточно делали из меня дурака.

Лицо Уайтхеда было воплощением убедительности.

– Ошибка дурного вкуса, – сказал он. – Прости.

– Слишком поздно.

– Я не хочу, чтобы ты оставлял меня, Марти. Я не позволю тебе оставить меня!Слышишь? – Его палец прорезал воздух. – Ты здесь для того, чтобы помочь мне! Что ты сделал? Ничего! Ничего!

Льстивые уговоры в течение секунды превратились в обвинения в предательстве. Сначала слезы, затем угрозы, и за всем этим все тот же страх остаться в одиночестве. Марти смотрел на то, как дрожащие руки старика разжимались и сжимались в кулаки.