Проклятая игра - Страница 82


К оглавлению

82

– Кто вы такой? – требовательно произнес Двоскин. В ответ граффити сложилось в убийственное слово. Не уверенный, что он вообще издает какой-нибудь, Король Троллей начал визжать.

* * *

Стефани выронила свой карандаш для век в раковину, когда крик достиг ее слуха. Она не могла узнать голос. Он был достаточно высоким, чтобы принадлежать женщине, но это не была Эмилия или Ориана.

Дрожь внезапно усилилась. Она ухватилась за край раковины, чтобы успокоиться, в то время как шум приумножался – теперь слышался вой и топот бегущих ног. Кто-то кричал – в основном какие-то бессвязные приказания. «Наверное, Оттави», – подумала она, но не собиралась проверять. Что бы ни происходило за дверью – погоня, бегство, даже убийство, – ей ничего это не было нужно. Она выключила свет в ванной, чтобы он не просачивался сквозь дверь. Кто-то промчался мимо, призывая Бога, – теперь здесьуже было отчаяние. Шаги превратились в дробь на лестнице, кто-то упал. Хлопнули двери – крики затихли.

Она попятилась от двери и села на край ванны. Здесь, в темноте, она стала бормотать «Помилуй мя» – то немногое, что она помнила – тихо-тихо.

* * *

Марти тоже слышал крики, хотя и не хотел этого. Даже на таком расстоянии в них слышалась слепая паника.

Он упал на колени в грязь между деревьями и заткнул уши. Земля под ним пахла спелостью, и ему внезапно пришла в голову нежелательная мысль лежать лицом на земле, может быть, даже мертвым, но ожидая избавления. Как спящий на грани пробуждения, боящийся дня.

Тем временем шум стал затихать. Скоро, сказал он себе, он откроет глаза, встанет и отправится в дом, чтобы узнать все «как и почему». Скоро, но не сейчас.

* * *

Когда шум в холле и на лестницах уже давно затих, Стефани подкралась к двери ванной, отперла ее и приоткрыла. Сейчас коридор был в полной темноте. Светильники были погашены или разбиты. Но ее глаза, привыкшие к темноте ванной, вскоре смогли различить слабый свет со стороны лестницы. Галерея была пуста в обоих направлениях. Только в воздухе был странный запах, как в лавке мясника в жаркий день.

Она выскользнула из туфель и направилась к лестнице. На ступеньках было рассыпано содержимое дамской сумочки и под ногами было что-то разлито. Она посмотрела вниз – ковер был в пятнах: то ли кровь, то ли вино. Она поспешила вниз в холл. Здесь было холодно – обе двери (входная и дверь в вестибюль) были настежь открыты. И здесь не было ни малейших признаков жизни. Автомобили исчезли с подъездной дорожки; комнаты внизу – библиотека, приемные, кухня – все были заброшены. Она поспешила наверх, чтобы забрать свои вещи из белой комнаты и уйти.

Когда она возвращалась по галерее, сзади она услышала мягкий топот. Она повернулась. У лестницы стояла собака очевидно она преследовала ее. Она едва могла разглядеть ее при плохом освещении, но она не испугалась.

– Хороший мальчик, – сказала она, обрадованная присутствием в опустевшем доме еще одной живой души.

Собака не зарычала, не завиляла хвостом, она просто бросилась к ней. И только тогда она поняла свою ошибку. Магазин мясника был здесь, перед ней, на четырех ногах. Она попятилась.

– Нет... – прошептала она, – О, нет... Боже... оставь меня в покое.

Но собака приближалась, и с каждым ее шагом она ужасалась все больше и больше от того, в каком состоянии было животное. Изнутри ее вываливались кишки. Разлагающаяся морда, гниющие зубы. Она побежала к белой комнате, но собака в три прыжка покрыла расстояние между ними. Ее руки скользнули по телу собаки, когда та набросилась на нее, и, к ее ужасу, шкура отделилась от него – ее руки сдирали скальп с этого жуткого создания. Она упала на спину; собака, тяжело болтая головой на ободранной шее, сомкнула челюсти на ее горле и стала терзать ее. Она не могла вскрикнуть – у нее моментально пропал голос, но ее руки скользнули по холодному телу и добрались до позвоночника. Инстинкт придал силу ее хватке – мускулы собаки стали расползаться на вязкие нити и зверь отпустил ее, выгибаясь назад, когда ее пальцы оторвали один позвонок от другого. Другой рукой она схватилась за свое горло – кровь закапала на ковер крупными каплями – она обязательно должна найти помощь или ей придется истекать кровью до смерти.

Она поползла обратно к лестнице. Где-то очень далеко кто-то открыл дверь. На нее упала полоска света. Слишком медленно, чтобы почувствовать боль, она повернула голову. В отдаленном дверном проеме показался силуэт Уайтхеда. Между ними стояла собака. Каким-то образом она поднялась или, скорее, поднялась ее передняя часть, и потащилась по залитому светом ковру к ней; большая часть ее корпуса была сейчас бесполезна, голова едва поднималась над полом. Но она все же двигалась, и будет двигаться, до тех пор, пока ее исцелитель не дарует ей покой.

Она подняла руку, чтобы привлечь внимание Уайтхеда. Если он и видел ее в сумраке, он не подал вида.

Она доползла до края лестницы. Сил уже почти не осталось. Смерть подступала быстро. Довольно, сказало ее тело, довольно. Ее желание к жизни угасало и она шлепнулась без сил; кровь, вытекающая из ее израненной шеи, заструилась вниз по ступенькам; в ее глазах мерк свет.

Одна ступенька, две ступеньки.

Игра-считалочка была превосходным средством от безумия.

Три ступеньки, четыре.

Она не увидела пятой ступеньки, как, впрочем, и всего остального, в наползавшей темноте.

* * *

Марти испытывал отвращение про мысли о возвращении в дом, но что бы там ни случилось, это закончилось. Его дорогой костюм был испачкан грязью до неузнаваемости; его рубашка была залита потом и разодрана, его безупречные ботинки были перепачканы в глине. Он выглядел, как беспризорник. Эта мысль почти доставила ему удовольствие.

82