Проклятая игра - Страница 143

К оглавлению

143

Когда наконец пламя угасло, собаки собрались вокруг, чтобы ухватить себе что-нибудь. И не одна из них убежала прочь с визгом от боли в челюстях, порезанных кусками мяса, в которых, как жемчужины в раковинах, таились лезвия бритв, поглощенные гурманом Бриром.

XIV
После волны

73

Ветер охватил мир.

Он дул в этот вечер точно с востока на запад, неся облака после целого дня дождя в направлении заходящего солнца, словно они торопились к некоему Апокалипсису прямо за горизонтом. Или же – эта мысль была хуже – они спешили, чтобы убедить солнце удержаться от забвения на один час, на одну минуту, – все что угодно, только бы отложить ночь. Но, конечно, этого не могло произойти, и солнце, обладая преимуществом перед их паникой, затягивало облака за край земли.

Кэрис пыталась убедить Марти, что все в порядке, но ей это не удавалось. Сейчас, когда он снова торопился к отелю «Орфей» вместе с самоубийцами-облаками и опускающейся ночью, он чувствовал правоту своих подозрений. Весь видимый мир нес отпечаток таинственности.

Кроме того, Кэрис все еще говорила во сне. Нет, не голосом Мамуляна, этим осторожным, увертливым, насмешливым голосом, который он так хорошо знал и ненавидел. Она вообще не произносила слов. Лишь странные звуки – царапанье крабов, шорох птиц, запертых на чердаке. Жужжание и царапанье, словно она или что-то в ней старалось вновь обрести забытый словарь. Хотя в этом не было ничего человеческого, он все же был уверен, что за всем этим скрывается Европеец. Чем больше он прислушивался, тем больше ему казалось, что он слышит приказания в этом бормотании, тем больше сонные звуки, которые она издавала, звучали так, словно небо пыталось обрести речь. Эта мысль заставляла его холодеть.

И вот за ночь до ночи этих бегущих облаков он проснулся от испуга около четырех утра. Это были ужасные сны, и конечно, он знал, что они будут приходить к нему еще очень много лет. Но сегодня они не были ограничены его головой. Они были здесь. Они были сейчас.

Кэрис не было рядом с ним на узкой кровати. Она стояла посередине комнаты, глаза ее были закрыты, ее лицо дрожало мелкой, необъяснимой дрожью. Она снова разговаривала или по крайней мере пыталась, и на этот раз он знал без тени сомнения, что каким-то образом Мамулян был все еще в ней.

Он назвал ее по имени, но она не проявила ни малейшего признака пробуждения. Поднявшись с кровати, он направился к ней, но лишь только он пошевелился, воздух вокруг них, казалось, стал заполняться темнотой. Ее речь ускорилась, и он почувствовал, как темнота сгущается. Сдавило лицо и грудь, глаза защипало.

Он снова произнес ее имя, на этот раз громко, почти крича. Ответа не было. Вокруг нее заметались тени, хотя в комнате не было света, который мог бы сформировать их. Он уставился на ее бессвязно бормочущее лицо: тени походили на те, что отбрасывает свет, проходящий через ветви, нагруженные соцветиями, так, словно она стояла в тени дерева.

Над ним вверху что-то шевельнулось, послышался чей-то вздох. Он поднял голову: потолок исчез. Вместо него, куда бы он ни смотрел, он видел сень распростертых ветвей. Оно выросло из ее слов, у него не было ни малейшего сомнения в этом, и оно росло сильнее и шире с каждым символом, произносимым ею. Соцветия пульсировали, повсюду набухая на ветках, которые в течение секунд отяжелели от листвы. Но несмотря на свое очевидное здоровье, дерево было повреждено в каждом бутоне. Его листья были черными и светились не жизненной силой, а влагой разложения. Вредители сновали по веткам взад-вперед, отцветшие лепестки падали, как снег, выставляя напоказ плоды.

И какие ужасные плоды! Пучок ножей, перевязанный лентой, словно подарок для убийцы. Голова ребенка, подвешенная за косичку, сплетенную из его волос. На одной из веток висели человеческие кишки, с другой свисала клетка с птицей, сожженной заживо. Все воспоминания – подарки из древности на память. А был ли коллекционер здесь, среди своих сувениров?

Что-то двинулось в бурлящей тьме над Марти, но это была не крыса. Он слышал разговор шепотом. Там были человеческие существа, отдыхающие в кроне. И они спускались вниз, чтобы забрать его с собой.

Он протянул руку сквозь кипящий воздух и взял Кэрис за руку. Она была столь мягкой, словно собиралась растаять в его ладони. Под ее опущенными веками глаза вращались, как у безумной, ее губы все еще формировали слова, питавшие дерево.

– Остановись, —сказал он, но она продолжала бормотать.

Он схватил ее обеими руками и почти крикнул ей, чтобы она заткнулась. Вверху над ними несколько соцветий лопнули, дождь листьев осыпал их.

– Проснись, черт тебя побери, – сказал он ей. – Кэрис! Это Марти; я, Марти!Проснись ты, ради Христа!

Он почувствовал что-то у себя в волосах и, взглянув вверх, увидел женщину, плюющую на него длинной струёй слюны. Она сползла на его лицо, холодная, как лед. Паника охватила его, он заорал на Кэрис, чтобы остановить ее, и, потерпев неудачу, ударил ее по лицу. В момент удара рост дерева прекратился. Дерево и его обитатели рассыпались в жалобах. Он ударил ее еще раз, уже сильнее. Дрожь под ее веками, как он заметил, стала утихать. Он позвал ее снова и встряхнул. Ее губы разомкнулись, вывалив язык; тик и эта ужасающая нервозность оставили ее лицо. Дерево задрожало.

– Прошу тебя... – взмолился он. – Проснись.

Черные листья стали морщиться и усыхать, дрожащие ветки застыли.

* * *

Она открыла глаза.

Досадливо ворча, гниль рассыпалась в ничто.

След от его ладони все еще пылал на ее щеке, но она, очевидно, ничего не помнила об ударе. Ее голос был сонным, когда она спросила:

143