Проклятая игра - Страница 129

129

– Твой отец здесь, – сказал он ей. Она не ответила; лицо ее не проявило ни малейших признаков исчезновения печали. – Кэрис... ты слушаешь?

Она моргнула. Он предположил, что установил с ней хоть какой-то, пусть самый примитивный контакт.

– Я хочу, чтобы ты поговорила с Папой. Ты понимаешь? Я хочу, чтобы ты велела ему открыть мне дверь.

Она слабо кивнула.

– Кэрис, – упрекнул он. – Ты знаешь, что лучше не сопротивляться мне.

– Он умер, – сказал она.

– Нет, – вяло ответил он, – он здесь, несколькими этажами выше нас.

– Я убила его.

Что это еще за бред?

– Кого? – резко спросил он. – Убила кого?

– Марти. Он не ответил. Я убила его.

– Тс-с-с... – холодный палец ткнул ее в щеку. – Так он мертв? Ну мертв, так мертв. Все, что можно сказать.

– ...это я сделала...

– Нет, Кэрис. Не ты. Это то, что должно было случиться, не вини себя.

Он взял ее бледное лицо в обе ладони. Он часто качал ее головку, когда она была ребенком, гордясь тем, что она была плодом Пилигрима. В тех объятиях он нянчил мощь, с которой она росла, чувствуя, что придет время – и она понадобится ему.

– Просто попроси открыть дверь, Кэрис. Скажи ему, что ты здесь, и он откроет тебе.

– Я не хочу... видеть его.

– Зато яхочу. Ты сделаешь мне великое одолжение. А когда все это закончится, тебе больше нечего будет бояться. Я обещаю тебе.

Казалось, она уловила во всем этом смысл.

– Дверь... – напомнил он.

– Да.

Он отпустил ее лицо, и она отвернулась от него, чтобы ступить на лестницу.

* * *

Затерянный в глубине своего комфортабельного номера, где джаз играл на маленьком переносном магнитофоне, который он лично поднял на шесть этажей, Уайтхед ничего не слышал. У него было все, что ему было нужно. Водка, книги, записи, клубника. Человек мог пересидеть здесь Апокалипсис и не подозревать о нем. Он принес сюда даже несколько картин – ранний Матисс из кабинета, «Полулежащая обнаженная», «Искушение Св. Михаила», Миро и Фрэнсис Бэкон. Последний был ошибкой. Картина была слишком болезненно отвратительной с ее намеками на освежеванную плоть, он повернул ее к стене. Но Матисс был наслаждением даже при свете свечи. Он разглядывал ее, как никогда очарованный ее легкой небрежностью, когда раздался стук в дверь.

Он встал. Прошло уже много часов – он потерял счет времени – с того момента, когда здесь был Штраусс. Пришел ли он снова? Пошатываясь от водки, Уайтхед пробрался к двери и остановился, прислушиваясь.

– Папа...

Это была Кэрис. Он не ответил ей. Ее присутствие здесь было подозрительно.

– Это я, Папа, это я. Ты здесь?

Ее голос был столь искушающим; она говорила так, словно опять стала ребенком. Возможно ли, что Штраусс понял его буквально и прислал девушку к нему, или она просто вернулась по собственному желанию, как и Иванджелина после слов расставания? Да, так оно и есть. Она пришла, потому что, как и ее мать, не могла не прийти. Он стал отпирать дверь, пальцы его дрожали от нетерпения.

– Папа...

Наконец он совладал с ключом и ручкой и открыл дверь. Ее не было. Никого не было – или это так показалось ему вначале. Но стоило ему лишь отступить обратно в свой номер, как дверь широко распахнулась и он моментально оказался прижатым к стене юнцом, чьи руки схватили его горло и пах и пригвоздили, как бабочку булавкой. Он выронил бутылку водки, которая была у него в руках, и вскинул руки, пытаясь опознать своего нападавшего. Когда, отбросив первоначальный испуг, он заглянул через плечо юноши, его мутные глаза остановились на человеке, который вошел вслед за парнем.

Тихо и совершенно неожиданно он заплакал.

* * *

Они оставили Кэрис в гардеробной номера, рядом с комнатой старика. Она была пустой, за исключением набитого шкафа и кучи занавесок, которые были когда-то сорваны с окон и затем забыты. Она соорудила себе гнездо из их пыльных свертков и легла. Единственная мысль крутилась в ее голове: я убила его.Она чувствовала его сопротивление ее вторжению, чувствовала, как в нем строится защита. И затем ничего.

Из окон номера, занимавшего почти четверть верхнего этажа, открывались два вида. Один на дорогу – ослепительная лента огней. Другой, с восточной стороны отеля, был более мрачен. Окна маленькой гардеробной выходили именно на эту сторону – простиравшийся пустырь, забор и город позади него. Но, лежа на полу, ничего этого нельзя было разглядеть. Все, что она могла видеть, это кусочек неба с мерцающими огоньками самолета.

* * *

Она наблюдала за их периодическим помаргиванием, произнося имя Марти.

* * *

– Марти.

Его уже поднимали в машину «скорой». У него сосало под ложечкой от движений каталки, на которой он лежал. Он не хотел возвращения сознания, потому что вместе с ним появлялась тошнота. Однако в ушах у него больше не звенело и его взгляд был вполне осмысленным.

– Что случилось? Подрался? – спросил чей-то голос.

– Он просто упал, – сказал свидетель. – Я видел. Он просто свалился посреди тротуара. Я как раз выходил из магазина, когда он...

– Марти.

–...и он там...

– Марти.

Его имя прозвучало в его голове ясно, как колокол весенним утром. Из носа снова пошла кровь, но боли на этот раз не было. Он поднял руку к лицу, чтобы остановить поток, но какая-то рука уже вытирала ее и останавливала кровотечение.

– Все будет в порядке, – сказал мужской голос. Почему-то Марти почувствовал, что это на самом деле будет так, хотя милосердие этого мужчины не имело к этому никакого отношения. Боль ушла и вместе с ней ушел страх. Это Кэрисговорила в его голове. Все время это было так. Сейчас какая-то стена в нем была сломана – с усилием и болью, – но худшее было позади: и она произносила его имя в своей голове, а он ловил ее мысли, как теннисную подачу. Его предыдущие сомнения казались наивными. Это было очень просто – ловить мысли, если умеешь.

129