Проклятая игра - Страница 126


К оглавлению

126

Ликуя, Марти забарабанил по двери. «Эй? Мистер Уайтхед?» Изнутри не донеслось ни звука в ответ. Он постучал еще раз, уже сильнее, заодно определяя, насколько крепка дверь. Дверь была слишком крепкой, чтобы вышибить ее плечом. Если потребуется, ему придется спуститься к машине за инструментами.

– Это Штраусс, мистер Уайтхед. Это Марти Штраусс. Я знаю, что вы здесь. Ответьте мне. – Он прислушался. Когда ответа не последовало, он стукнул по двери в третий раз, теперь уже кулаком. И, внезапно, последовал ответ – он был удивительно близко. Старик стоял по ту сторону двери: очевидно, он был один.

* * *

– Пошел к черту, – произнес голос. Он был слегка неразборчив, но явно принадлежал Уайтхеду.

– Мне нужно поговорить с вами, – ответил Марти. – Позвольте мне войти.

– Как ты, мать твою, нашел меня? – потребовал Уайтхед. – Ты, ублюдок.

– Я просто предпринял некоторые шаги, вот и все. Если я смог найти вас, то любой сможет.

– Нет, если ты будешь держать закрытым свой сраный рот. Тебе нужны деньги, так? Ты ведь из-за денег пришел, да?

– Нет.

– Ты их получишь. Я дам тебе столько, сколько попросишь.

– Мне не нужны деньги.

– Тогда ты просто придурок, – сказал Уайтхед и засмеялся себе под нос, глупое, бессмысленное хихиканье. Он был пьян.

– Мамулян ищет вас, – сказал Марти. – Он знает, что вы живы.

Смех прекратился.

– Как?

Кэрис.

– Ты видел ее?

– Да. Она в безопасности.

– Что ж... я недооценил тебя, – он замолчал; послышался слабый звук, словно он прислонился к двери. Немного спустя он заговорил. Голос его звучал опустошенно.

– Так за чем же ты пришел, если не за деньгами? У нее дороговатые привычки, как ты знаешь.

– Нет, спасибо.

– Я уверен, что со временем ты сочтешь это таким же удобным, как и я. Она задом наперед выгнется ради дозы.

– Какая же вы дрянь.

– Но, тем не менее, ты пришел предупредить меня, – старик с быстротой молнии среагировал на парадокс, как всегда быстро обнаруживая дыру в защите человека. – Бедный Марго... – невнятный, язвительно-жалостливый голос стал еще более неразборчивым. И вдруг, резко и четко: "Как ты нашелменя?"

– Клубника.

Изнутри послышался звук, похожий на приглушенный щелчок, но это был смех Уайтхеда – на этот раз старик смеялся над собой. Потребовалось некоторое время, чтобы он снова взял себя в руки.

– Клубника, – прошептал он. – Боже мой! Я должен был догадаться. Ты переломал ему руки?

– Нет. Он сам все рассказал. Он не хочет видеть, как вы сморщитесь и умрете.

– Я не собираюсь умирать! – взвился старик. – Это Мамулян умрет. Вот увидишь. Его время вышло. Все, что мне нужно делать, это ждать. Это место не хуже, чем любое другое. Мне здесь очень хорошо. За исключением Кэрис. Я скучаю по ней. Почему ты не послал ее ко мне, Марти? Сейчас это было бы лучше всего.

– Вы никогда больше не увидите ее.

Уайтхед вздохнул.

– О, да, – сказал он. – Она вернется, когда устанет от тебя. Когда ей будет нужен тот, кто оценит по достоинству ее каменное сердце. Ты увидишь. Ну ладно... спасибо за предупреждение. Спокойной ночи, Марти.

– Подождите.

– Я сказал спокойной ночи.

– ...мне нужно спросить вас... – начал Марти.

– Спросить, спросить... – голос уже удалялся.

Марти прижался вплотную к двери, чтобы закинуть последний кусочек приманки.

– Мы выяснили, кто такой Европеец; что он такое!

Но ответа не было. Он упустил внимание Уайтхеда. В любом случае, это было бесполезно. Здесь неоткуда было получить мудрого совета, здесь просто пьяный старик все еще играл в свои старые силовые игры. Где-то глубоко внутри номера закрылась дверь. Вся связь между двумя людьми была прервана.

Марти спустился на два пролета лестницы обратно к пожарному выходу и покинул здание тем же способом, что и вошел в него. После мертвого запаха пожарища даже грязный воздух вблизи магистрали казался свежим и легким.

Марти постоял несколько мгновений на лестнице, наблюдая за машинами, проносящимися по дороге, красотой самой трассы. Внизу две собаки продолжали грызться. Никому из них – ни водителям, ни собакам – не было дела до падения властелинов – почему же ондолжен был заботиться об этом? Дело Уайтхеда, как и отеля, было проиграно. Он сделал все, что мог, чтобы вытащить старика, но потерпел неудачу. Теперь он и Кэрис могут идти к новой жизни и оставить Уайтхеда делать все, что он хочет. Он может перерезать себе вены в приступе отчаяния, или захлебнуться собственной блевотиной во сне – Марти это больше не интересует.

Он слез вниз по пожарной лестнице и соскочил на стол, затем вернулся к машине, оглянувшись лишь однажды, чтобы посмотреть, наблюдает ли Уайтхед за ним. Нет нужды говорить, что окна верхнего этажа были темными.

68

Когда они добрались до Калибан-стрит, девушка была все еще под сильным воздействием наркотика и было очень сложно проникнуть через ее химически возбужденные чувства. Европеец оставил евангелистов убирать и сжечь все, что не доделал Брир, и отвел Кэрис в комнату наверху. Там он сконцентрировался на том, чтобы убедить ее отыскать отца, и быстро. Сначала наркотик в ее голове просто улыбался ему. Его усталость постепенно стала перерастать в злость. Затем она стала смеяться над его угрозами – медленным, беспричинным смехом, так похожим на смех Пилигрима, как будто она знала о нем какую-то непристойность, о которой не хотела говорить, – здесь его терпение лопнуло и он напустил на нее кошмар таких непрекращающихся ужасов, что его грубость вызвала в нем самом отвращение, не меньшее, чем ее страх. Не веря, она смотрела на ту же волну жижи, которую он вызвал тогда в ванной, колыхающуюся и затем изливающуюся из ее собственного тела. «Убери это», – велела она ему, но он только усилил силу иллюзии, пока ее лоно не стало корчиться от чудовищности происходящего. Внезапно ее наркотическая оболочка лопнула. Отблеск безумия закрался в ее глаза, когда она забилась в угол комнаты, а уродливые создания вылезали из каждого отверстия на ее теле, распихивая и расталкивая друг друга, пытаясь вылезти и цепляясь за нее всевозможными конечностями, которые только могло создать его воображение. Она была на волосок от безумия, но он зашел слишком далеко, чтобы убрать видение, хотя его мерзость даже у него вызывала отвращение.

126