Он покинул любовников на кухне и пошел на поиски героина. Ему не пришлось искать долго. Пакет был во внутреннем кармане пиджака Флинна, предусмотрительно сброшенного на софу в передней. Положив его в свой карман. Марти пошел к главной двери, осознавая, что выход из этого дома на открытое солнце был равносилен приглашению на обвинение в убийстве. Его увидят и легко опознают: полиция прибудет за ним через несколько часов. Но от этого никак не избавиться; бегство через черный ход выглядело бы еще подозрительней.
У двери он затормозил и схватил брошюру, которая выскочила из почтового ящика. На обложке было изображено улыбающееся лицо евангелиста, некоего Преподобного Блисса, который стоял с микрофоном руке, подняв глаза к небесам. «Присоединяйтесь к Толпе, – объявлял плакат. – И Почувствуйте Силу Господа в Действии. Услышьте Слово! Почувствуйте Дух!» Он убрал его в карман для будущих ссылок.
На обратном пути в Килбурн он остановился у телефонного автомата и сообщил об убийстве. Когда его спросили, кто говорит, он сообщил, сознавшись, что был отпущен на поруки. Ему приказали зайти в ближайший участок; он ответил, что так и сделает, но сначала утрясет кое-какие личные дела.
Пока он ехал в Килбурн через улицы, теперь захламленные манифестантами, все его мысли обратились на то, чтобы узнать местонахождение Уайтхеда. Где бы старик ни был, рано или поздно там будет и Мамулян. Конечно, он попытается заставить Кэрис найти отца. Но к ней у него есть еще одна просьба, такая, что потребуется весьма большая убедительность, чтобы она захотела ее исполнить. Ему придется отыскивать старика с помощью своей собственной изобретательности.
И только когда он доехал и заметил дорожный знак, указывающий направление к Холборну, то вспомнил мистера Галифакса и клубнику.
Марти почувствовал запах Кэрис, как только открыл дверь, но несколько секунд он полагал, что она готовит свинину. Лишь подойдя к кровати, он увидел ожог на ее раскрытой ладони.
– Со мной все в порядке, – сказала она ему очень холодно.
– Он был здесь?
Она кивнула:
– Но теперь ушел.
– Он не оставил мне никакого послания? – спросил он, искривляясь в улыбке.
Она села. С ним происходило что-то жуткое. Голос был странен, а лицо – цвета сырой рыбы. Он встал подальше от нее, как будто легчайшее прикосновение могло разрушить его хрупкость. От его вида она почти забыла о жажде порошка, которая все еще ее терзала.
– Послание для тебя? – переспросила она, не понимая. – Зачем? Что случилось?
– Они мертвы.
– Кто?
– Флинн. Шармейн. Кто-то перерезал им горла.
Его лицо было на волосок от того, чтобы обрушиться, смыться. Без сомнения, то была самая низшая точка, надир.
Ниже им падать некуда.
– О, Марти...
– Он знал, что я собираюсь вернуться домой, – сказал он. Она пыталась различить в его голосе обвинение, но не нашла. Тем не менее начала защищаться.
– Это была не я. Я даже не знаю, где ты живешь.
– Но он знает. Я уверен, что это его дело – знать все.
– Зачем ему было их убивать? Я не понимаю.
– Ошибочная идентификация.
– Брир знал, как ты выглядишь.
– Это сделал не Брир.
– Ты видел кто?
– Думаю, да. Двое мальчишек, – он выудил из пиджака брошюру, которую нашел у двери. «Убийцы принесли это», – подумал он. Что-то в их серых костюмах и в этом сияющем нимбе золотых волос выдавало евангелистов близкого конца, свежелицых и мертвящих. Европеец, наверное, был в восторге от такого парадокса?
– Они допустили ошибку, – сказал он, снимая пиджак и начиная расстегивать пропитанную потом рубашку. – Они просто зашли в дом и убили первых попавшихся мужчину и женщину. Только это был не я, а Флинн.
Он выдернул рубашку из брюк и отшвырнул ее.
– Это так легко, да? Он не заботится о законе – он думает, что выше всего этого. – Марти очень ясно понимал как это было смешно. Он, бывший осужденный, презиравший всякую униформу, цепляется к букве закона. Это был не самый лучший выход, но достаточно пригодный для настоящего времени.
– Что он такое, Кэрис? Что делает его таким уверенным в своей ненаказуемости?
Она уставилась на пылкое лицо Преподобного Блисса. «Крещение в Святом Духе!» – обещал он счастливо.
– Что это значит «что он такое»? – сказала она.
– Во всех смыслах.
Она не ответила. Он прошел к раковине и вымыл лицо и шею холодной водой. Пока Европеец о них заботится, они как овцы в загоне. Не только в этой комнате, в любой. Где бы они ни спрятались, он со временем найдет их убежище и придет. Может, даже случится маленькое сражение – овцы ведь сопротивляются грядущему забою, не так ли? Ему надо было спросить муху. Муха должна была знать.
Он отвернулся от раковины, вода капала со скул, и поглядел на Кэрис. Она уставилась на пол, царапая себя.
– Иди к нему, – сказал он без предупреждения.
Он рассмотрел добрую полудюжину способов начать этот разговор, пока ехал сюда, но зачем пытаться подсластить пилюлю?
Она подняла глаза на него, они были пусты.
– Почему ты это сказал?
– Иди к нему, Кэрис. Иди в него, так же, как и он в тебя. Переверни это.
Она почти смеялась – в ответ на такую бессмыслицу ему был брошен один презрительный взгляд.
– В него? – спросила она.
– Да.
– Ты сошел с ума!
– Мы не можем бороться с тем, чего мы не знаем. А мы не можем узнать, пока не поглядим. Ты можешь сделать это, ты можешь сделать это для нас обоих, – он двинулся через всю комнату к ней, но она снова склонила голову. – Выясни, что он такое. Найди слабость, намек на слабость, что-нибудь, что поможет нам выжить.